Безнадежность - Страница 22


К оглавлению

22

Ну вот опять. Как легко он добивается от меня покорности — всего лишь сменив повадку.

— Нет, — отвечаю я тихо.  — И нет. Я же говорила, это был несчастный случай.

Мы смотрим друг на друга в полном молчании, пока не звенит звонок на второй ланч, и вестибюль заполняется школьниками. Я первая, кто отводит глаза. Возвращаюсь в кафе и не оглядываюсь назад.

Среда, 29 августа, 2012
6:15

Я бегаю уже почти три года. Не помню, с чего это началось, почему я увлеклась этим занятием и даже соблюдаю в нём некое подобие дисциплины. Думаю, большей частью потому, что я досадно изолирована от мира. Я пытаюсь относиться к этому с юмором, но довольно трудно наблюдать, как остальные школьники общаются между собой, и оставаться в одиночестве. Ещё несколько лет назад старшеклассников почти не беспокоило отсутствие доступа в интернет, но сейчас это практически социальное самоубийство. Впрочем, мне всё равно, что думают другие.

Не стану отрицать, меня терзало непреодолимое желание почитать о Холдере в интернете. Раньше, когда на меня находил стих узнать побольше о каком-нибудь человеке, я могла обратиться к Шесть. Но в данный момент подруга вне доступа — летит над Атлантикой. Поэтому я сижу на кровати и ломаю голову. Над тем, действительно ли Холдер так плох, как утверждают слухи. Над тем, реагируют ли другие девушки на него так же, как я. Над тем, кто его родители, и есть ли у него братья и сёстры, и встречается ли он с кем-нибудь. Над тем, почему он, как кажется, весь на нервах и злится на меня при каждой нашей встрече. Всегда ли он так очарователен, если не сердится? Со мной он либо то, либо другое — и ничего посередине. Это ужасно раздражает, и хотелось бы разочек увидеть его в спокойном, расслабленном состоянии. Случается ли оно у него хоть иногда? Я ломаю голову… потому что это единственное, что мне остаётся. Думать о безнадёжном парне, который, похоже, влез в самую серединку моих мыслей и не намерен оттуда вылезать.

Я выхожу из транса и надеваю вторую кроссовку. По крайней мере, наша вчерашняя стычка закончилась ничьей. Из-за неё он сегодня не станет со мной бегать, и это меня устраивает. Сейчас больше, чем что бы то ни было, мне нужна передышка. Хотя не знаю, зачем. Всё равно ведь буду и дальше ломать голову.

Над ним.

Я открываю окно и вылезаю на улицу, где сегодня темнее, чем обычно. Небо затянуто тучами — подходяще для моего настроения. Я оцениваю направление ветра, затем смотрю налево, пытаясь решить, успею ли побегать, до того как разверзнутся хляби небесные.

— Ты всегда вылезаешь через окно или так прячешься от меня?

Я резко поворачиваюсь на звук его голоса. Он стоит у края подъездной дорожки, наряженный в шорты и кроссовки. Так, сегодня опять без майки.

Проклятье.

— Если бы я от тебя пряталась, я бы попросту осталась в постели.

Я уверенно иду к нему. Надеюсь, со стороны не заметно, что внутри у меня всё трясётся. Крохотная частичка моего существа разочарована, зато все остальные части глупо и до отвращения счастливы. Прохожу мимо него и присаживаюсь на край тротуара, чтобы растянуться. Вытягиваю ноги, наклоняюсь вперёд и прячу лицо в коленках — чтобы сделать растяжку, но, в основном, чтобы не смотреть на своего собеседника.

— Я не был уверен, что ты сегодня появишься.

Он садится на тротуар прямо напротив меня.

Я выпрямляюсь.

— Почему это? У меня-то нет никаких тараканов. И потом, дорога не принадлежит ни тебе, ни мне.

Он опять проделывает эту штуку: смотрит на меня и обдумывает своё следующее высказывание, и под его пристальным взглядом я почему-то тоже немею. У него эта манера входит в привычку, пожалуй, пора придумать ей название. Он словно удерживает меня взглядом, пока думает, намеренно ничем не выдавая свои мысли. Никогда прежде не встречала человека, который так тщательно взвешивал бы свою речь. Словно количество слов ограничено, а он хочет использовать только те, что абсолютно необходимы.

Я перестаю растягиваться и смотрю на него, не желая сдаваться в этих «гляделках». Не позволю ему отрабатывать на мне всякие джедайские трюки, как бы мне самой ни хотелось провернуть то же самое с ним. Он совершенно непроницаем и в ещё большей степени непредсказуем. Он дико меня злит.

Он вытягивает вперёд ноги и руки.

— Помоги мне, я тоже хочу растянуться.

Ишь, расселся, вытянул руки, словно собирался играть в ладушки. Если бы кто-нибудь проезжал сейчас мимо, воображаю, какие бы поползли сплетни. Сама мысль вызывает у меня смех. Я кладу пальцы на его отрытые ладони, и он несколько секунд тянет меня на себя. Потом ослабляет усилие, и теперь я тяну его на себя; он наклоняется вперёд, только, в отличие от меня, продолжает с изнуряющим упорством смотреть мне в глаза.

— И между прочим, — замечает он. — Вчера не мои тараканы полезли наружу.

Я тяну сильнее, уже больше от злости, чем от желания ему помочь.

— Ты намекаешь, что у меня тараканы?

— А разве нет?

— Поясни, — требую я. — Терпеть не могу уклончивости.

Он смеётся, но это раздражённый смех.

— Скай, прошу тебя, пойми  — я не из тех, кто уклоняется от ответов. Я сказал тебе, что всегда буду с тобой честным, а для меня уклончивость равна нечестности.

Он отстраняется назад и тянет меня за собой.

— Сейчас был весьма уклончивый ответ, — замечаю я.

— А ты меня о чём-то спрашивала? Говорю же: если хочешь что-то узнать обо мне, просто спроси. Похоже, ты считаешь, что знаешь меня, но ведь ты по-настоящему не задала мне ни одного вопроса.

— Я тебя не знаю.

22