Он встаёт и молча выходит из комнаты. Через пару минут возвращается, держа в руках деревянную шкатулку, кладёт её мне на колени.
— Но уйти без этого я не могла. Я понимала, что в день, когда мне придётся рассказать тебе правду, ты захочешь узнать о своей матери. Нашла я немного, но сберегла это для тебя.
Слёзы заливают глаза, когда я пробегаю пальцами по шкатулке, хранящей память о женщине, которую я почти забыла. Я не открываю её. Не могу. Я открою её, когда останусь наедине с собой.
Карен закладывает прядь моих волос за ухо, и я поднимаю на неё глаза.
— Я знаю, что поступила неправильно, но ни о чём не жалею. Если бы мне пришлось сделать это ещё раз, чтобы спасти тебя, я не стала бы долго размышлять. И ещё я знаю, что ты наверняка ненавидишь меня за ложь. Это ничего, Скай, я люблю тебя так сильно, что хватит на нас обеих. Если ты ненавидишь меня, не надо чувствовать себя за это виноватой. Я готовилась к этому моменту и к этому разговору тринадцать лет и приму любое твоё решение. Я хочу, чтобы ты сделала так, как лучше для тебя. Я немедленно позвоню в полицию, если ты этого хочешь. И с готовностью расскажу им всё, что рассказала тебе, если это поможет тебе обрести душевный покой. Если тебе нужно подождать до наступления настоящего совершеннолетия и пожить пока в моём доме, я соглашусь. Я отойду в сторону ровно в ту секунду, когда ты сможешь по закону распоряжаться собой, и не задам ни единого вопроса. Но что бы ты ни выбрала, Скай, чтобы ни решила, не беспокойся обо мне. Я всегда хотела только одного — знать, что ты в безопасности. Что бы со мной ни случилось дальше, оно стóит тринадцати лет, проведённых с тобой.
Не переставая плакать, я опускаю взор к шкатулке. Понятия не имею, что мне делать. Не знаю, что правильно, что ошибочно, и вообще применимы ли это понятия в такой ситуации. Понимаю лишь одно — мне сейчас нечего ответить Карен. Всё, что она рассказала мне, всё, что, как мне казалось, я знала о справедливости и правосудии, нанесло мне пощёчину.
Я смотрю на неё и качаю головой.
— Я не знаю, — шепчу я. — Не знаю, чего хочу.
Зато я знаю, что мне необходимо. Мне нужен перерыв между главами.
Встаю, а Карен остаётся сидеть, наблюдая, как я направляюсь к выходу. Не в силах взглянуть ей в глаза, открываю дверь.
— Мне нужно немного подумать, — произношу я тихо, переступая порог. Как только за моей спиной закрывается дверь, я оказываюсь в объятиях Холдера. Сжимая в одной руке шкатулку, другой я обнимаю его за шею и прячу лицо у него на груди. И плачу, плачу, не представляя, что мне делать с вновь обретённым знанием. — Небо, — говорю я. — Мне нужно взглянуть на небо.
Он ни о чём не спрашивает, сразу догадавшись, что я имею в виду. Берёт меня за руку и ведёт к машине. Джек возвращается в дом, а мы с Холдером выезжаем на дорогу.
Холдер не задаёт мне ни единого вопроса о том, что рассказала Карен. Знает: я всё ему выложу, как только смогу. Но сейчас — вряд ли. Сначала нужно решить, что мне делать.
Подъехав к аэропорту, он паркует машину значительно дальше, чем делал это обычно. Мы пешком доходим до ограды, и я с удивлением вижу незапертые ворота. Холдер поднимает задвижку, распахивает ворота и жестом приглашает меня войти.
— Значит, тут можно войти по-человечески? — растерянно интересуюсь я. — А зачем мы лазили через забор?
Он награждает меня озорной ухмылкой.
— Тогда ты была в платье. И какая мне была радость вести тебя через ворота?
Удивительно, но я обнаруживаю, что смеюсь. Прохожу в ворота, и он закрывает их, но сам остаётся снаружи. Я поворачиваюсь и протягиваю к нему руку.
— Пойдём со мной.
— Уверена? Я думал, ты хочешь побыть одна.
— Здесь мне нравится, если ты рядом, — мотаю головой я. — Одной было бы как-то не так.
Он открывает ворота и берёт меня за руку. Мы доходим до взлётно-посадочной полосы и устраиваемся на привычных местах. Под звёздами. Я кладу шкатулку на землю, всё ещё не уверенная, что мне достанет храбрости её открыть. Я вообще ни в чём не уверена. Лежу неподвижно с полчаса, молча размышляя о своей жизни… жизни Карен… и Лесли. И понимаю, что решение, которое я должна принять, должно быть единым для нас троих.
— Карен — моя тётя, — нарушаю молчание я. — Родная тётя. — Не знаю, зачем я это сказала: то ли для Холдера, то ли из желания произнести это вслух ради себя самой.
Холдер обхватывает мой мизинец своим и поворачивает ко мне голову.
— Сестра твоего отца? — спрашивает он нерешительно. Я киваю, и он закрывает глаза, поняв, что это значит для прошлого Карен. — Поэтому она тебя увезла, — понимающе констатирует он, словно о чём-то само собой разумеющемся. — Она знала, что он с тобой делал.
Я подтверждаю его вывод кивком.
— Холдер, она хочет, чтобы я приняла решение. Чтобы я выбрала, что будет дальше. Проблема в том, что я не знаю, какой выбор правильный.
Он смыкает наши ладони и переплетает пальцы.
— Потому что правильного выбора не существует, — говорит он. — Иногда приходится выбирать между плохим и очень плохим. Тебе просто нужно решить, какой вариант наименее плох.
Без сомнения, самым неправильным будет заставить Карен платить за то, что она сделала, ведь она не преследовала никаких эгоистических целей. В глубине души я это понимаю, и всё-таки принятие этого её поступка не даётся мне без усилий, ведь он имел и трагические последствия. Конечно, тогда она не могла этого знать, но, увезя меня, она подставила под удар Лесли. Трудно отмахнуться от того факта, что в результате действий Карен пострадала моя лучшая подруга… и одна из двух девушек, которых Холдер, как он считает, подвёл.