Безнадежность - Страница 10

16:47

Разложив покупки, я достаю из своей заначки горсть шоколадок, рассовываю их по карманам и вылезаю в окно. Поднимаю окно Шесть и проникаю в её комнату. Четыре часа вечера, а она дрыхнет. На цыпочках подхожу к кровати, опускаюсь на колени. На глазах у неё маска от света, и к слюнке, бегущей из её рта, прилипла прядь золотистых волос. Я склоняюсь над ней как можно ниже и выкрикиваю её имя.

— ШЕСТЬ! ПРОСЫПАЙСЯ!

Она подскакивает с такой скоростью, что я не успеваю отпрянуть. Её локоть на развороте врезается мне прямо в глаз, и я падаю на спину. Прикрываю пульсирующий глаз ладонью и простираюсь на полу. Незадетым глазом смотрю на подругу: та сидит на кровати, держится за голову и хмурит брови.

— Какая же ты стерва! — стонет она, отбрасывает одеяло, встаёт и устремляется в ванную.

— Ты наверняка посадила мне синяк, — хнычу я.

Не закрывая дверь ванной, она усаживается на унитаз.

— Отлично, ты это заслужила. — Отрывает кусок туалетной бумаги и пинком закрывает дверь. — И лучше расскажи мне что-нибудь такое, ради чего стоило меня будить. Я всю ночь паковала шмотки!

Шесть никогда не была ранней утренней пташкой, а если вдуматься, она и не полуденная пташка. И, честно говоря, не вечерняя. Если бы меня спросили, какое время суток устраивает её больше всего, я бы предположила, что то, когда она спит. Наверное, поэтому она так ненавидит просыпаться.

Чувство юмора и прямолинейность Шесть — главные причины, почему мы до сих пор не разбежались. Фальшивые бойкие девицы бесят меня до невозможности. А в словаре Шесть, пожалуй, даже нет такого слова — «бойкость». Да любой, самый депрессивный подросток-эмо даст ей фору по части живости. А фальшь? Она выпаливает первое, что приходит ей в голову, хотите вы того или нет. В Шесть нет ни единой фальшивой ноты, если не считать её имени.

Когда ей было четырнадцать, родители сообщили, что семья переезжает из Мэна в Техас, и Шесть взбунтовалась, отказалась откликаться на своё имя. Вообще-то её зовут Семь Мари, но она стала отзываться на Шесть, только чтобы насолить родителям за переезд. Они по-прежнему зовут её Семь, а все остальные — Шесть. И это доказывает, что она такая же упёртая, как я — ещё одна причина, по которой мы остаёмся закадычными подругами.

— Думаю, ты будешь счастлива, что я тебя разбудила. — Перебираюсь с пола на кровать. — Сегодня произошло нечто грандиозное.

Шесть выходит из ванной, приближается к кровати, плюхается спиной ко мне, накрывается одеялом и взбивает подушку. Так, кажется, наконец, устроилась со всеми удобствами.

— Попробую догадаться. Карен подключила кабельное?

Я поворачиваюсь набок, и прижимаюсь к подруге, обхватив её рукой.

— Попробуй ещё разок.

— Ты кого-то встретила в школе, теперь ты беременна и выходишь замуж, а я даже не смогу быть подружкой невесты, потому что буду на другом краю этого чёртова мира ?

— Близко, но нет. — Я барабаню пальцами по её плечу.

— Тогда что? — раздражённо спрашивает она.

Я перекатываюсь на спину и испускаю глубокий вздох.

— После в школы я встретила в магазине одного парня, и это полный абзац, Шесть. Такой красавчик, блин, словами не передать. Перепугал меня до смерти, но краси-и-и-вый...

Шесть мгновенно поворачивается ко мне и по пути снова засаживает локоть в мой многострадальный глаз.

— Что? — громко вопрошает она, не обращая внимания, что я опять держусь за глаз и издаю стоны. Она садится и отводит мою руку от лица. — Что?! — верещит она снова. — Ты серьёзно?

Лёжа на спине, я пытаюсь загнать боль в пульсирующем глазу на задворки сознания.

— Правда-правда. Я только посмотрела на него — и сразу растеклась на полу лужицей. Он такой, такой… просто отпад.

— Ты с ним поговорила? Узнала его номер? Он тебя куда-нибудь пригласил?

Никогда прежде не видела Шесть такой возбуждённой. Что-то уж слишком она завелась, я не уверена, что мне это нравится.

— Господи, Шесть, остынь.

— Скай, я беспокоилась о тебе четыре года, — хмурится она. — Думала, это уже никогда не случится. Я бы смирилась, если бы ты оказалась лесбиянкой. Я бы смирилась, если бы тебе нравились тощие низкорослые придурки. Я бы смирилась, если бы тебе нравились только морщинистые старикашки с морщинистыми же членами. С чем я бы ни за что не могла смириться, так это с мыслью, что ты никогда не испытаешь похоть. — Она с улыбкой ложится обратно на кровать. — Похоть — лучший из смертных грехов.

— Осмелюсь не согласиться, — со смехом возражаю я и мотаю головой. — Похоть — гадость. Ты зря переживала все эти годы. Я по-прежнему голосую за чревоугодие.

С этими словами я достаю из кармана шоколадку, разворачиваю и кидаю в рот.

— Выкладывай подробности, — требует подруга.

Я сажусь, опираясь на спинку кровати.

— Даже не знаю, как описать. Я посмотрела на него — и уже не могла оторвать глаз. Могла бы так и таращиться до завтрашнего утра. Но тут он на меня посмотрел — и я обалдела. Знаешь, он так пялился, будто я его разозлила уже тем фактом, что обратила на него внимание. Потом он пошёл за мной до машины и потребовал назвать моё имя, да ещё с таким видом, будто и это его взбесило. Или я его чем-то сильно не устраивала. А мне то хотелось облизать его ямочки, то сбежать ко всем чертям.

— Он пошёл за тобой до машины? — скептически спрашивает она. Я киваю и выкладываю все до единой подробности моего похода в магазин до момента, когда преследователь врезал кулаком по ближайшей машине.

— Фигня какая-то, — комментирует Шесть, когда я заканчиваю свою историю, и садится рядом со мной. — Ты уверена, что он с тобой не флиртовал? Не пытался выведать номер телефона? Скай, я же видела, как ты ведёшь себя с парнями — прекрасно умеешь прикидываться, даже если они тебе не нравятся. Знаю, ты разбираешься в парнях, но, может, твоей интуиции помешало, что ты нашла его привлекательным? Как думаешь?